Лекция III

XVIII. Энциклопедисты. Руссо и его значение для современной педагогики. Классическая школа в криминологии. Галль и позитивно-антропологическая школа. Оуэн и позитивно-социологическая школа Кетле. Морель. Ф. Пинель. Эскироль. Причард и его учение об Insanitas moralis

Вернемся еще к XVIII веку. XVIII век богат целым рядом различных научных направлений. С одной стороны — рационалистические, которые объединялись в учении, носящем название — энциклопедистов; с другой — натуралистических, получивших завершение в учении Ж.Ж. Руссо. К первым принадлежали: Монтень, Дидро, Говарди, Вольтер, Монтескье и др. Наконец, успехи естественных наук в конце XVIII века сделали возможным появление такого сочинения, как «человек-машина», где человек, правда довольно наивно, целиком рассматривался механистически.

Идеи всех этих школ, благодаря Великой французской революции, быстро распространились по всему миру. Деятельность основателей и главных творцов рационалистических школ — энциклопедистов выразилась в криминологии созданием классической криминологической школы, а учение Руссо положило основание и окончательно оформило три течения в педагогике. Руссо для XVIII века, можно сказать, был тем же, чем Толстой для нашего века, да он и был по существу его предвестником.

Учения энциклопедистов и Руссо были в значительной степени противоположны друг другу. По энциклопедистам — разум все устраивает и все организует, по Руссо, разум — вреден и только инстинкты, врожденные свойства человека — ценны. Наука счастья не дает, и в педагогике нужно исходить из природных свойств человека и поменьше исходить из рационалистических теорий. Руссо имел известное значение и для России того времени. Под его влиянием находились такие люди, как Новиков, Бецкий, Екатерина II и др.

Наиболее известное и замечательное из педагогических сочинений Ж.Ж. Руссо: «Эмиль». В нем он обосновывает задачи воспитания для различных периодов человеческой жизни. В нем он требует для ребенка от года до пяти лет полной свободы. Ребенок не должен быть ни стесняем, ни наказываем. Период от пяти лет и до двенадцати должен служить для развития тела и развития чувств. От двенадцати до шестнадцати лет период развития разума и, наконец, от шестнадцати до двадцати, двадцати одного года должно развивать добродетель, т.е. воспитанник должен получить общее социальное воспитание.

Руссо и психологи XVIII века окончательно установили три течения в педагогике: а) психологическое, б) натуралистическое или естественно-научное и в) социологическое.

Первое учило, что нельзя воспитывать человека, не зная его психики, а поэтому педагог не должен браться за воспитание, если не знаком с законами психологии. Иначе говоря, педагогика должна быть построена на знании психологии.

Второе течение требует, чтобы воспитание следовало природе. Образцы для воспитания даны самой природой и идеал современного воспитания — сама жизнь. Будущий техник должен воспитываться в мастерской и заводе, там, где он и будет впоследствии работать. Врач должен воспитываться в лабораториях, больницах и клиниках, а не с помощью книг.

Социологическое течение требует, чтобы воспитание имело в виду не индивидуума, а общество.

Эти три течения лежат в основе и современной педагогики, ибо современная педагогика, главным образом, эклектическая. Современная педагогика экспериментальная. Психологическое исследование, изучение естественных свойств ребенка, воспитание на лоне природы и в естественных для ребенка условиях, воспитание индивида, гармонически связанного с обществом — вот основы современной педагогики. Все современные педагоги всех народов в большей или меньшей степени и придерживаются того или иного из указанных направлений или же, как я уже сказал, являются эклектиками.

Работами Беккария, Вольтера, Монтескье, Говарди, Оуэна и др. создана классическая школа в криминологии. Останавливаться подробно на этой школе нам нет времени, это больше касается юристов, я скажу только, что Беккария в своем сочинении «Преступление и наказание» и Монтескье в «Духе законов» обосновали принципы этой школы: «Нужно не только наказывать за преступление, но и предупреждать его. Нужно сообразовать меру наказания с тем вредом, который приносится обществу, нужно издавать законы, сообразуясь особенно с природными и материальными условиями жизни населения, нужно избегать излишней жестокости, наказания нужно смягчать, особенно за религиозные преступления, нужно всячески бороться с жестокими наказаниями и с публичными казнями, как развращающими население».

Тогда же и преступления стали классифицироваться в зависимости от того вреда, который они приносят обществу. До того времени преступления классифицировались в отношении к требованиям религии, по их греховности, по упорству или раскаянию преступника.

Теперь преступления классифицировались следующим образом: против религии, против нравственности, против благочиния и спокойствия граждан и, наконец, против безопасности граждан. И наиболее тяжелые наказания должны были применяться за последние преступления, за первые же смягчаться. В Средние же века было как раз наоборот.

Но и классическая школа вскоре превратилась в учение несколько схоластическое, где, главным образом, разрабатывались отдельные мелочи, тонкости казуистики, и юристы того времени оказались далекими от действительной жизни. Это, конечно, вызвало реакцию: «Нужно изучать не преступление, а преступника». Это требование уже проглядывает и у Закхиаса, но тогда оно было совершенно непонятным требованием, в конце же ХVIII и в XIX веке, после работ классической школы оно стало на очереди. И вот появилось два течения, которые и легли в основу уже современных учений о преступнике. Первое ведет начало от Галля, второе — от Оуэна. Галль был основателем позитивно-антропологического учения. Это учение говорит, что преступник обладает особыми морфологическими свойствами. Чтобы познать преступника, нужно изучать патологические свойства его организма. На этом учении нам еще придется ближе останавливаться, когда мы будем знакомиться с учениями современной антропологической школы Ломброзо — Ферри и др.

Другая школа — позитивно-социологическая. Эта школа особенным свойствам преступника не придавала большого значения. По ее учению преступника создают внешние условия. Чтобы узнать причины преступления, нужно изучать особенности жизни преступника.

Особенно много сделал для этой школы великий статистик Кетле. Он собрал огромный материал, при помощи которого доказывал, что преступления совершаются с математической правильностью, что с появлением таких-то и таких-то пертурбаций в обществе неизбежно появляются такие-то и такие-то преступления, и, наоборот, устранение того или иного социального фактора устраняет и такие-то преступления. Поэтому-то должно прежде всего изучать и изменять общественные условия жизни людей, так как в них лежат причины, как роста, так и падения числа преступлений.

В настоящее время обе эти школы почти слились. Теперь изучается и преступник, как определенный антропологический тип, его свойства и особенности, так и те условия, которые развивают или уменьшают преступность. Отсюда и современное отношение к преступнику. С одной стороны к нему применяются лечебно-исправительные меры, как к патологическому типу, с другой стороны стараются создать условия, устраняющие стимул к преступлению.

Здесь нужно упомянуть особенно одно имя, которое сблизило учение о преступнике с учением о душевнобольном. Это имя Мореля. Его учение о вырождении сблизило обе эти области. И теперь у нас для юристов обязательно изучение психопатологии. Современная криминология основывается не на метафизических учениях, не на тех или иных теологических принципах, а на изучении особенностей преступника и больного человека и социальных факторов преступности.

Вы видите, как в XVIII веке был окончательно заложен фундамент современной научной педагогики и криминологии. Но положение душевнобольных не улучшалось и изучение их не подвигалось. Душевнобольные по-прежнему находились в монастырях и больницах-тюрьмах. Правда, отдельные исключения имели место, главным образом, под влиянием арабской культуры. Так, в Валенсии, в Испании, где влияние арабской культуры сказывалось больше всего, уже в 1409 г. было создано отделение для душевнобольных. В середине XVI века такое же учреждение было создано во Флоренции, как известно, тоже в значительной мере находившейся под влиянием арабов.

В том же веке было организовано отделение для душевнобольных при госпитале — знаменитый Бедлам, ныне нарицательное имя. В Англии первый самостоятельный госпиталь для душевнобольных — госпиталь св. Луки был организован в 1751 г.

Во Франции первое отделение этого рода было создано в 1660 г. В Польше, в Кракове — в 1675 г.

В России первое отделение для душевнобольных было создано в Петербурге при Обуховской больнице в 1782 г., в Москве же в 1785 г. Но больные во всех этих заведениях содержались не лучше, чем при монастырях. Содержались они в оковах, обращались с ними самым жестоким образом, как с дикими зверями. Надзиратели были вооружены плетьми, чем и поддерживали порядок. Питались больные плохо. Администрация спекулировала на больных, допуская праздную публику за плату смотреть на больных и смеяться над ними. Эти дикие вкусы, к сожалению, существуют и до настоящего времени. Можно и теперь еще видеть, как даже иные взрослые люди останавливаются у окон больницы для душевнобольных и находят удовольствие в поддразнивании больных.

Так дело продолжалось довольно долго. Теперь уже издевательства, поддразнивания считаются делом недобрым и даже преступным, а в то время это считалось совершенно естественным.

Коренная реформа в деле ухода за душевнобольными связана с именем Филиппа Пинеля. Ему приписывается великая заслуга освобождения больных от цепей. Имеется знаменитая картина Роберта Флери, на которой изображен тот момент Великой французской революции, когда Филипп Пинель явился в Бисетр снимать цепи с душевнобольных.

Это было в 1792 г., Ф. Пинель сделал большой доклад в коммуне Парижа об участи душевнобольных. Он требовал во имя прав человека, тогда декларированных, подумать об этих несчастных и избавить их от тех жестокостей, которым они подвергались. И вот тогда произошло то, что не раз происходило и на наших глазах в начале нашей революции. После его доклада встал известный революционер Кутон и стал обвинять Пинеля в том, что он в своей лечебнице укрывает роялистов, и что этим шагом он хочет их освободить. Тогда Пинель предложил ему посетить Бисетр и убедиться, что там находятся только больные. На другой день Кутон посетил больницу и, когда познакомился с больными и режимом, сказал Пинелю: «Я отдаю тебе их, но эти твои безумцы хуже зверей и ты станешь первой жертвой их и твоего безумия». Пинель, конечно, остался жив и имя его вошло в историю. С тех пор применение цепей к больным считается уже недопустимым и незаконным.

Здесь, между прочим, не мешает упомянуть об одном убеждении, о котором нельзя сказать, чтобы оно совсем было изжито и в наши дни, убеждение, что врачи по личным интересам содержат иногда здоровых людей в больнице. Когда вы прослушаете психиатрию, вы убедитесь, что это вещь невозможная. Объясняется же это тем, что имеется целый ряд больных, которые профанам кажутся здоровыми, хотя и со «странностями» или с «чудачествами». Такие именно больные и являются источником всех подобных нелепых слухов.

Вернемся к Пинелю. Нужно оговориться, что и раньше Пинеля не мало уже было сделано для улучшения положения душевнобольных Кияруджи в Италии, Туком в Англии и др.

Пинель был и большим ученым своего времени. Он написал целый ряд книг. Одна из них более известная озаглавлена: «Traitе mеdico philosophique sur I’alienation mentale». Эта книга переведена и на русский язык. Как видите, и здесь все еще философия, но он уже пытался стать на чисто научную точку зрения. О демонах и бесоодержимости уже, конечно, не было и речи.

Пинель вновь возрождает классификации Гиппократа и Платера. Он ввел понятие о той форме, которая им названа «Fоliе raisonante, mania cum delirio». Это такие патологические формы, при которых больной рассуждает видимо логично, интеллект как будто действует прекрасно. Эти люди, обыкновенно, во время народных движений играют заметную роль, принося большей частью огромный вред, ибо они, обыкновенно, руководят разрушительными действиями толпы. Во время всех революций они всегда играли значительную роль и, конечно, и наша революция не избегла их участия. Особенно значительную роль они играли в 1917 году. Для иллюстрации могу рассказать вам несколько случаев¹.

Теперь таких людей вы уже почти не встретите. Большей частью они или погибли, или опять попали в больницы для душевнобольных. Так вот эту форму выделил Пинель, и ее нужно хорошо знать врачам и, особенно, юристам. К этому типу относятся различные прожектеры. После Пинеля его идеи распространились по всему миру и, нужно считать, что с того времени психиатрия окончательно стала на естественно-научную точку зрения. В основе методологии ее нет теперь ничего, кроме наблюдения и опыта.

Но, как все науки, так и психиатрия делала еще не мало различных зигзагов. На помню вам только учение о сущности душевных болезней таких имен, как Бенеке и Эйнрот. Последний в 30-х годах XIX века в своем исследовании пишет: «В основе душевных болезней лежит порок духа, нравственное заболевание. Душа подпадает под влияние тела, которое властвует над нею и это дает сумасшествие. Болезнь есть личная вина человека, невинные люди не сходят с ума». Вы видите, что еще в 30-х годах возможны были такие психиатры. Великий Кант считал, что не врачи должны лечить душевнобольных. Да и в наши дни то же самое говорил и Л.Н. Толстой. Очевидно, так же смотрят на вещи и некоторые деятели Нарообразов, поручающие дело изучения и лечения дефективных детей ведению учителей. А наши учителя, как известно, люди воспитанные обычно на гуманитарных науках, и только в редких случаях получившие смешанное образование.

После Пинеля мы должны вспомнить его ученика Эскироля и англичанина Причарда. Оба этих ученых создали целые эпохи в психиатрии, и эти эпохи еще не изжиты и до сих пор. Первый учил о мономаниях. «На чем он помешался?» — спрашивают часто и теперь. Он помешался на том, что он царь, что его преследуют, на влечении к убийствам, к поджогам, к воровству и т.д. Эскироль думал, что есть люди с одной патологической идеей. Такие состояния им названы мономаниями: пирромания, клептомания, суицидомания и т.п. Мы смотрим в настоящее время на эти явления, как на симптомы самых различных душевных болезней.

Причард создал учение об Insanitas moralis. Опять об этом мы подробно говорим юристам. Есть люди, у которых интеллект внешне удовлетворителен. Область познания и отношения к людям, как будто, удовлетворительны, но у них нет того, что называется «совестью». Эмоции и инстинкты состраданья, нравственность у них отсутствуют. Это нравственные идиоты. В настоящее время мы и к этим больным относимся иначе, чем в то время. Таких людей, которые были бы идеально разумными и в то же время нравственно тупыми, нет. В дальнейшем вам это станет ясно.

Как образец подобного рода больного, может дать вам следующий случай. Я вспоминаю одного своего пациента. В кадетском корпусе он держал себя таким образом, что всякая возможность сожительства с ним была исключена. Груб, доносчик и т.п. Родители были вынуждены взять его домой. Но и дом родителей он должен был оставить из-за оскорбительного отношения к матери. Наконец, он попадается несколько раз в разных мошенничествах. Врачи признали «insanitas moralis», но этот диагноз и связанное с ним освобождение от суда и ответственности только развязали ему руки. Как только он в чем-либо попадался и его арестовывали, он сейчас предъявлял бумажку с «insanitas moralis» и, т.о., уходил невредимым. Но в конце концов его вынуждены были арестовать и держать в заключении. Он бежал, пробрался в место пребывание бывшего наследника Георгия, бросился там к ногам матери наследника и молил себе прощения. Там им так пленились и так были им убеждены, что на него наклеветали, что он получил письмо к властям... Опять начались его похождения. Он, между прочим, ухитрился, выдавая себя за врачебного инспектора, обревизовать уезд, брал, конечно, взятки, два раза участвовал на консультациях, присутствовал при родах и, наконец, совершил какое-то очень крупное мошенничество. Его поместили в больницу для душевнобольных. Там он очень скоро стал героем некоторых сестер и сиделок, был великолепным дирижером танцев у душевнобольных, а что, необыкновенно серьезная вещь управлять танцами, в которых участвует до 200 пар душевнобольных. Этим искусством ведал, обыкновенно, дежурный врач, да и то не всякий. Он ухитряется завязать связи с Петербургом, с каким-то кружком молодежи. К нему приехала для выяснения дела одна девушка. В результате знакомства с ним она им увлекается, добивается его освобождения. По дороге в вагоне он ее грабит и скрывается... Вы видите, — разум у такого больного, как будто, удовлетворителен, он сумел опутать и доверчивую и наивную девушку, и провинциальных чиновников и даже врачей, которых ревизовал. Подобные случаи наиболее трудны для диагноза и экспертизы. Они более всего подходят под дегенеративные типы, описанные впоследствии Ломброзо под названием — «L’uomo deliquente».

Недавно здесь имел место подобный случай. Один следователь, пользуясь огромной властью, какую ему дало переходное время, произвел массу злоупотреблений, предписывал незаконные аресты, производил незаконные обыски и изъятия, шантажировал и т.д. Ему грозило тяжелое наказание. Он был подвергнут врачебной экспертизе и было установлено, что он глубоко патологический тип, что он болен циклотимией, у него нарушена внутренняя секреция, он злоупотреблял наркотиками и т.п. Он был признан неответственным за свои деянья...

Впоследствии я узнал, что он пробрался в другой город, там нашел какую-то даму, смог опять возобновить свои похождения, а когда попадался, ссылался на свою болезнь.

Все это я привел для того, чтобы вы имели представление о том значении, какое имело в свое время учение Причарда для криминологии и психиатрии.

¹ Приводимые примеры опущены в целях сокращения текста.

Источник информации: Александровский Ю.А. Пограничная психиатрия. М.: РЛС-2006. — 1280 c. Справочник издан Группой компаний РЛС^®